Сначала это был просто туризм. Где-то с 2000 года туризм плавно перешел в паломнические поездки. «Можно сказать, что дети привели нас в храм, — рассказывает Елена Жигарева, «вдохновитель группы», как ее все называют, психолог с 20-летним стажем. — Вот второй год мы на острове, были и в Подгорах (тоже стояли палаточным лагерем), в селе Покровка, ходили крестными ходами. Никто ребятишек насильно не тащит, скорее, наоборот — они тащат нас. Сама я очень давно работаю с детьми, в том числе и с детдомовскими. Еще в советские годы в клубе самодеятельной песни, где я состояла, была такая хорошая традиция: едешь отдыхать куда-нибудь, например, к морю, прихвати с собой детей из детдома. Одного, двух, трех. Мы были и на Кавказе, и на Урале, и в Средней Азии».

В прошлом году в «Заботе» был сложный период: добровльцев, как обычно бывает, не хватает. А тут проект объединения под названием «Детский остров» становится победителем конкурса «Православные инициативы» Фонда преподобного Серафима Саровского и получает грант на его реализацию. И в самый важный момент появились и новые люди — девочки-студентки из клуба православной молодежи «Татианинцы» при храме св. мученицы Татианы, что возле госуниверситета. Молодому поколению поверили не сразу: вдруг для них это несерьезно, поиграются девчонки, надоест — и оставят. Однако они не оставили, не ушли, настолько вошли в наше объединение, что теперь, собственно, на них практически все и держится. Одна из девчонок, Регина Сальникова, возглавила «Заботу» У старшего поколения, появилась надежная смена.

"Я не принимала никаких особенных решений и не ставила перед собой никаких особенных задач, — говорит Регина. — Все происходило очень естественно. Я просто вошла в эту реку и плыву по ее течению. Мы все плывем в одной лодке. К нам присоединяются люди, от нас уходят люди, ветер иногда надувает нам паруса, а иногда заставляет лодку метаться по водной глади. А часто ветра совсем нет, и нам приходится идти на веслах. Я никогда не думала, что буду заниматься с детьми из «группы риска». Все произошло по воле Божьей".

Одна удивительная поездка

Узнав, что народ из группы «Забота» в скором времени едет на остров, да еще берет с собой детей из числа тех, кого на примету взяла комиссия по делам несовершеннолетних, я не могла не поделиться информацией с редакцией. Решение было однозначное: надо ехать в гости. Островитяне сказали, что гостям всегда рады, но предупредили: на сам остров нас перевезут на байдарке. Байдарка, так байдарка. Тем и хороша профессия журналиста, что дает возможность попробовать в жизни все. Ну, или почти все.

Ясным летним утром делегация «Волжской коммуны» в составе журналиста (меня), фотографа и водителя направилась в село Винновка Ставропольского района. Легкий ветерок только радовал, принося облегчение после той жары, что стояла последние несколько дней. Места мы проезжали потрясающе красивые, лишний раз вспоминая о том, что мы живем, пожалуй, в самом прекрасном месте на свете.

В самой Винновке строится Свято-Богородичный Казанский мужской монастырь. Вид — красивейший. Возле монастыря нас встретил Леня — крепкий парнишка лет шестнадцати, один из островитян. Он должен перевезти нас на байдарке.

Если бы я знала сразу, что мне предстоит, я бы, наверное, сотню раз подумала: а стоит ли мне туда ехать. Легкий ветер, который так радовал с утра, теперь внушал опасение, расстояние, которое нам предстояло преодолеть по воде, казалось огромным, а байдарка — утлым суденышком, больше похожим на щепку. Но отступать было некуда. Можно было только молиться. Чтобы не было страшно. Потому что страшно мне было до дрожи. В мыслях взмолилась святителю Николаю, зная, что он помогает "по морю путешествующим". И хотя мы путешествовали вовсе не по морю, мне в тот же момент стало легче. Словно бы кто-то обнял меня за плечи. Да и Леня оказался опытным (не знаю, как правильно назвать, поэтому скажу, как умею:) пловцом. И мы достигли острова весьма благополучно.

Деятельный отдых

На острове кипела работа. Половина народа на импровизированной кухне. Половина — у импровизированной же поленницы. Продукты обитатели острова хранят в погребе, вырытом загодя. Готовят на костре, так что аромат тянется с берега. Обедают — в шатре. Спят в палатках. Такой вот нехитрый быт. Удобства тоже есть, в некотором отдалении и вполне цивильные.

Состав островитян периодически меняется. Кто-то приезжает, кто-то уезжает. Взрослых не хватает, поэтому ребятишек не очень много. Вот сейчас взрослых — Елена Ивановна, Регина и Настя (тоже студентка). Леня тоже за взрослого: помогает, переправляет народ с берега на остров и обратно.

Весь день расписан. В семь утра — подъем дежурных, которые дежурят потом весь день. Остальные спят на полчаса больше. После зарядки и умывания все встают на молитву. К этому времени завтрак уже готов. После завтрака до обеда — рабочее время. После обеда — отдых, тихий час и творческие мастерские. Ребята занимаются и рукоделием, и творчеством. Вяжут на спицах и пальцах, плетут из травы, веток и овечьей шерсти, рисуют. Собираются ставить спектакль «Питер Пен». Сами будут делать декорации, шить костюмы. Потом — репетировать. Еще островитяне поставили перед собой задачу сделать карту острова. И в послеобеденное время мальчишки ходят изучать окрестности. Занимаются и музыкой. Есть два настоящих африканских барабана, флейта, гитары.

«Должна быть постоянная деятельность, — поясняет Елена Жигарева. — В детском доме, к сожалению, дети привыкают жить на всем готовом. Они свыкаются с тем, что им всегда говорят, что делать. Потом они не умеют организовывать свой быт. И самое неприятное — не хотят. Они привыкают к тому, что им все должны, привыкают к дорогим подаркам. А здесь у нас, во-первых, только самое необходимое, а во-вторых, они учатся самостоятельности. Важен тот принцип, что не взрослые для них делают, а они сами для себя. Ребенку нужно преодолеть и свое нежелание, и свое неумение. И вот для последнего рядом нужны взрослые. Например, показать, как собирать дрова для костра, объяснить, что то, что лежит под ногами — очень даже пригодится. Наша задача — научить детей принимать решения самим и совершать осмысленные действия. Не чтобы «сделал и забыл», а «я понимаю, что и зачем я делаю».

Мальчишки

Некоторые из мальчишек здесь уже второй год — Кирилл, Антон. Кирилл в прошлом году крестился, прямо в озере, когда волонтеры с ребятами ездили в село Покровка. Кто-то из них — из детского дома, практически все состоят на учете в комиссии по делам несовершеннолетних. «И ведь они не плохие ребята, — говорят старшие островитяне. — Например, Антон стоит на учете в КДН. А у него энергии через край, и не всегда удается направить ее в правильное русло. И вот когда направить некому, он постоянно находит себе всякие приключения. Он не один такой. У Саши очень большие проблемы с речью — ему сложно говорить, а значит, и общаться. Самым лучшим выходом для него была бы семья. Но это очень сложный ребенок. Импульсивный, вспыльчивый, не терпит давления — с ним тяжело и педагогам, и приемным родителям тоже будет тяжело. Сейчас, для того, чтобы его взяли в семью, и чтобы он там прижился, ему нужно научиться разговаривать (потому что он молчит) и поднять свою самооценку. Мы стараемся ему помочь, обучая разным навыкам. Чем больше он будет уметь, тем больше он будет чувствовать себя нужным, а значит, и ценным тоже».

Один из мальчишек, живущих на острове — особенный человек. Это четырнадцатилетний Миша.У мальчика ДЦП, он глухонемой. То, что он ходит сейчас — стоит ему огромных усилий. Но он очень умный мальчик с замечательным чувством юмора. Миша сразу становится душой компании. Все мальчишки его прекрасно понимают. И поддерживают, помогают. Но и гоняют тоже — чтобы больше ходил, двигался. Сейчас стоит вопрос о его переводе во взрослый дом для инвалидов. Все понимают, что если это произойдет — у него уже не будет никаких шансов в жизни. Все понимают, что ему нужна семья. Но это огромный труд, на который далеко не у каждого найдутся силы. «Естественно, что мы этих мальчишек не бросим после лета, — заверяет Елена Ивановна. — Но что будет дальше — этого знать не можем. Хотя, конечно же, надеемся на лучшее».

Уезжая, мы увозили с собой самые приятные впечатления. И стойкое желание приехать еще раз. Несмотря на то, что после второй переправы мы выбрались из байдарки мокрыми до нитки.

Дорога была длинная, такая длинная, что казалось, ей не будет конца и края. Может, потому она и закончилась так быстро, словно и не начиналась вовсе. Куда мы держали путь? В сердце России, Козельскую Оптину пустынь, что в Калужской области. Мне думается, что у нашей родины-матушки таких сердец не одно и не два. И каждое бьется, пульсирует, разгоняет кровь по жилам, заставляет дышать и жить, жить, несмотря ни на что...

Мы ехали ночью, рассекая мрак светом автомобильных фар. Шел то дождь, то снег, хлопья которого летели в лобовое стекло и походили на странное воинство, пытающееся задержать нас в пути. К деревьям вдоль федеральной трассы на Москву прикреплены светоотражатели, и они напоминают безмолвных стражников, охраняющих хрупкий покой сумеречного леса.

Лесистая Пенза провожала нас остатками осени, рассыпая вслед сотни первых кристальных снежинок. А Тула встретила уже настоящей зимой. Почему в середине провал? Просто все это время я благополучно проспала на заднем сиденье, поджав под себя ноги и вставив в уши наушники от неизменного плейера...

Итак, Тула. Город показался мне маленьким и тихим, и таким непохожим на шумную деловитую Самару, по-восточному пускающую пыль в глаза любому приезжему фешенебельными зданиями и дорогими магазинами. Мы, наверное, все склоны критиковать место, в котором живем. До тех пор, пока его не покинем. Зато чем дальше отъезжаешь от родного города, тем ближе и дороже становится все, что с ним связано. И вот уже, кто бы тебя ни спросил, какое место в мире самое красивое, ты с уверенностью ответишь: конечно, строгая величавая Волга и Жигулевские горы, синеющие вдали...

Но... Дорога. Дорога — это то, что я обожаю с детства. Для меня не столь важен конечный пункт, сколько сам процесс. Наверное, отзываются мои цыганские гены. За окном облетевшие леса чередуются с замерзшими полями, а их сменяют деревушки с неизвестными названиями — Захаровские Дворики, Крутицы, Секиотово, Животинки, Корекозево, Верхние Прыски... Здесь шли бои Великой Отечественной, а здесь Кутузов погнал француза Смоленской дорогой... Дорожная лента сворачивает влево и — вот! Вот он! Сверкает куполами, крошечный издалека, как игрушечка... Дорога снова ныряет в лес, но ты уже знаешь: Оптина здесь, Оптина рядом. И высокие мачтовые сосны пушистыми лапами словно указывают путь...

Когда я пишу эти строки, дорога уже позади. Я сижу у окна, за которым порхают снежинки, а рядом мирно мурлыкает кошка. На дом спускается вечер, а это значит, что скоро пора будет зажигать керосиновые лампы и свечи. Так тихо...

Мы остановлиись в домике у крестной моего брата, совсем рядом с монастырем, буквально в двух шагах. Так получилось, что как раз на время нашего пребывания дом остался без электричества, наверное, чтобы мы могли пожить без благ цивилизации...

Город Козельск Калужской области — древний маленький городок со славной историей. Его знают верующие, потому что рядом с ним такой знаменитый монастырь. А еще он известен как город Скотопригоньевск — место, где разворачивались события романа Федора Достоевского "Братья Карамазовы". Для меня имя Достоевского горячо любимо и даже священно. Я люблю бесконечно его роман "Преступление и наказание" — вещь, которую я за университетские годы перелопатила так, что почти выучила наизусть. Я изучала его не как литературовед, а как лингвист, и трепетно отношусь к каждому слову.

В первый раз в Оптину пустынь меня тоже привел, по большому счету, Достоевский. Это было семь лет назад. Впечатления от "Братьев Карамазовых" были еще свежи как незажившая рана. Здесь те же места, по которым бегал Алеша, да что там, здесь ходил и сам Федор Михайлович...

Монастырь изменился. Стал больше и благоустроеннее. Колокольня, на которую тогда, семь лет назад, только-только ставили купол, теперь радостоно встречает звоном колоколов. Иконы, что тогда едва закончили писать, красуются в храме. Монастырь разросся и окреп. И радоваться бы, да только... Что-то из него словно ушло, чего-то не хватает. Мир, со своей суетливостью, мелочностью и холодностью проник в монастырь. То, что раньше было за его оградой, теперь есть и внутри... Ушли покой и сосредоточенность, людно стало, шумно как-то... Ушла тишина и та тихая радость, что оставалась после долгой церковной службы. А может, это просто я изменилась?.. И во мне уже нет былой легкости и наивности...

Федора Михайловича привез в Оптину его друг Владимир Соловьев. Зачем? Писатель очень тяжело переживал смерть младшего сына Алешеньки. Вот и вывез его друг подальше от воспоминаний. Чтобы сменить обстановку, посмотреть на мир другими глазами и, главное, увидеться и поговорить с оптинским старцем Амвросием, слава о котором гремела на всю Россию...

Скитский лес — темный и немного суровый. Тропинка к скиту мимо колодца, и вот он — домик. Кажется, что все знакомо, все то же, все так же, что сейчас, сию же минуту, мы услышим отзвуки скандала в странном семействе Карамазовых... Но — тишь... Сюда же подходил и Федор Михайлович. Что сказал великий русский старец великому русскому писателю? Бог весть. Однако боль и печаль отпустили сердце Достоевского, и из-под его пера после поездки вылился последний роман в его жизни. А схимник Амвросий (чьи мощи покоятся ныне в Введенском храме Оптиной пустыни) стал одним из прообразов старца Зосимы, духовного наставника Алеши Карамазова...

Ночь. Оптинская ночь очень тиха. И только посредине, в самой ее сердцевине, тишину прорезывает звон колокола. Звук рассыпается по округе, и кажется, что ему вторят ангелы на небесах. Это в скиту встают на молитву. Начинается полуночница. Монастырь как живой организм, и молитва — его дыхание. Помню, семь лет назад на меня очень сильное впечатление произвела ночная исповедь. Закончилась длинная вечерняя служба, после трапезы и вечерней молитвы в храм ручейком потянулись желающие иповедаться. Полумрак, разгоняемый лишь светом свечей, послушник тихим голосом где-то читает правило ко причастию. Каждый подходит к иеромонаху и открывает свое сердце, все до конца, чтобы не осталось никакой тяжести, и, когда епитрахиль коснется твоей головы, разрешительная молитва принесла облегчение...

Лес... Здешние леса — как в старых русских сказках. Мачтовые сосны, глядящие ввысь, мшистые пни и коряги. Лес густой пушистой бахромой окаймляет дорогу. Солнечные лучики прыгают с ветки на ветку, играя в пятнашки с неповоротливым и колючим осенним ветром. А длинная зеленая хвоя создает иллюзию теплого лета... Здесь дышится легче, и небо кажется выше. Интересно, а мы ведь словно привезли тепло с собой. Я была уверена, что встречу здесь зиму. А она будто испугалась — показалась одним боком и снова ушла. Опять мрачноватая осень...

Однако как же мы привыкли к благам цивилизации! Ни о чем не могу думать, кроме как о горячей ванне с морской солью. Тихо потрескивает огонек в лампе, кошка свернулась калачиком на моих коленях. Я пишу, строчу как пулемет. О том и об этом, о разном... А интересная штука — жизнь! Никогда не знаешь, каким боком она к тебе повернется. И никогда не знаешь, где ты можешь оказаться в следующую минуту. Нет, здесь жизнь все-таки размеренней и спокойней. Хотя куда суетливей, чем семь лет назад. Помню, тогда, после двух недель, проведенных за оградой монастыря, совершенно не хотелось возвращаться в мир. Уезжала — плакала. Мечтала вернуться, чтобы остаться навсегда. Эх, где мои девятнадцать лет! Жаль, нет сейчас во мне той, прежней, горячности. Скептицизм возрос, на все смотрю с сомнением. Прежде проверю и осмыслю, а уж после приму. И опять в голову лезут мысли про ванну. Расслабиться, полежать... Баня — это уж совершенно не для меня.

Чтобы отвлечься, выхожу во двор подышать воздухом. Звучит колокол — "Честнейшую" поют... Набираю полные легкие морозного воздуха — хорошо-то как! В голове свежеет. Где-то топят печку. В нашем доме печь стоит без дела — батареи и так теплые. Я вдыхаю ароматный дымок и думаю, что не все так плохо в этой жизни. Раз она продолжается... Становится холодно стоять на крыльце, и я, напоследок снова заполнив легкие до отказа свежим воздухом с запахом сухих дров, возвращаюсь в дом. Скоро домой, в Самару. Будет тебе горячая ванна!

Дорога обратно была такая же, как сюда, только наоборот. Глупо, да? Но это так. Мы снова ехали из осени в зиму. Я успела сильно соскучиться по дому и окончательно увериться, что, как бы хорошо здесь ни было, лучше места, чем моя Самара, в мире точно нет. На обратном пути я записывала все названия населенных пунктов и водных объектов, что мы проезжали. Не с целью составить маршрут, а так, чисто из научного интереса. Выясняю, что гидронимы — то есть именования речушек и озер — не в пример интереснее топонимов — то бишь названий городов и деревень. Наверное, потому что последние в советские годы часто переименовывали в Пионеры, Парижские коммуны (да-да, есть на белом свете и такое поселение) и прочие Пятилетки. А на природу как-то не замахнулись, пощадили. Вот и текут речки Упа и Цна, Проня и Дугна, Жрака и Истья, Ибредь и Непложа с Нетрожью. Широка Россия-матушка, красива... И мне подумалось, что сердце России там, где бьется сердце русского человека, думающего и радеющего о ней, сырой русской земле, что родила и вскормила его.

Самара-Ульяновская область- Пенза-Мордовия-Рязань-Тула-Калужская область.